Никулин Василий Борисович. Поэзия

Кунгур

С добрым утром, златоглавый!
С добрым утром, город мой!
Ты прости меня, но, право,
В чем-то схожи мы с тобой.

Век — и твой, и мой — в заплатах,
Путь — в грязи. Одна рука
Нас ведет. В рожденья датах
Разница лишь велика.

Мы бесследно не исчезнем:
Повоюем, поживем,
Победим свои болезни,
Грязь когда-нибудь сотрем.

Выше голову, собрат мой!
Ну-ка, плечи подрасправь!
Пусть уходят безвозвратно
В прошлое и сон, и явь.

Пусть! О чем жалеть влюбленным:
Я — в тебя, а ты — в меня?
Оба смотрим изумленно, 
Познавая имена.

Ты — Кунгур, а я — Василий.
Я недавний житель твой.
Извини, что без усилий
Претендую на родство.

Не могу тебе помочь я
Исключительно ничем.
Разве что глубокой ночью —
Светом и теплом свечей?

Знаю, ни хула, ни слава
Нас не разлучат с тобой.
Доброй ночи, златоглавый, 
Доброй ночи, город мой!

 

Явление

Над лугом бабочка порхает
На пару с утренним лучом.
И все вокруг благоухает, 
Душа на красках отдыхает
И распускается цветком.

Я — Василек. Мой стебель тонок:
Безропотно под ветром гнусь.
Похож на братьев и сестренок — 
Вселенной маленький ребенок — 
Я к Солнцу трепетно тянусь.

Когда ж меня — дитя Вселенной —
Заденет бабочка крылом…
Переживу ли в то мгновенье
Чудесной бабочки явленье
На пару с утренним лучом.

 

* * * 

Лес возвышается 
над этажами. 
Войди в него. 
Увидишь, 
Как он высок — до неба, 
Что сам ты — будто выше 
И еще — с полнеба. 
Над этажами …

Лес возвышается 
Над миражами. 
Войди в него. 
Услышишь 
Дыханье поздней осени 
И что и сам ты — дышишь, 
Ну, словом, что живешь 
От осени до осени. 
Над миражами …

Лес возвышается 
Над временами. 
Войди в него. 
Поймешь, 
Что — вечно и нетленно, 
Что — ничтожно., 
Но ты молчишь … 
Не бойся Бога. 
Он в душе твоей. 
Над временами …

 

Красота

Неоспоримая высота, 
С которой смотрит нам в глаза
Красота.

Неважно — чья:
Фиалки, клена иль ручья?
Небесная.
Ничья…

Ее повсюду ты найдешь.
И от нее — по телу дрожь.
Она — 
не медный грош.

И не сокровища царей.
Но сокровенней. 
И быстрей
Дойдет до дна души твоей.

На много долгих лет
Оставит в сердце след. 
Все остальное — тлен.
И бред…

 

Сыну

Должно быть плакала природа, 
Когда явился ты на свет — 
На редкость эмоциональный
Тобой был вытянут билет.

В тебе — разнообразье рода.
И потому непостижим
Одновременно жест печальный
И жест, весельем одержим.

В тебе слились и смех, и слезы — 
Неразделимые — в ответ
На белые снега и грозы, 
И на закат, и на рассвет.

На запах молока и хлеба, 
На холод льда и жар огня, 
На глубину ночного неба, 
На блики солнечного дня, 

На безучастье и участье ,
На отношенье «ты и я…», 
На заколдованное счастье
И на несчастье бытия.

… Природа плакала, должно быть, 
А я смеялся ей в ответ? — 
Когда из темноты утробы
Явился ты на белый свет…

 

Жизнь

Раскрой глаза пошире. Разве плохо
Устроен мир? На венчике цветка
Сидит пчела, а рядом шмель — пройдоха
Жужжит, что жизнь прекрасна и легка.

Навозный жук, живя в навозной куче, 
Не знает о превратностях судьбы.
Благодари ж, мой друг, судьбу за случай — 
Жить на земле под небом голубым.

И наслаждаясь луга ароматом, 
Лаская лик прохладой родника, 
Поверь шмелю, сказавшему когда-то
Пчеле, что жизнь прекрасна и легка.

 

Маленькие боги

Показываем буковки и слоги, 
За словом слово строим из слогов.
А перед нами маленькие боги.
Мы с ними делим общие чертоги.
И старый мир сверкает — свеж и нов.

И вот уже каноэ и пироги
Мы сталкиваем в ближний водоем.
И дети — эти маленькие боги — 
Из под руки посматривают строго, 
Когда по курсу в юность мы идем.

Замедлен шаг. Слабеют наши ноги.
Печаль разлук тревожит сердце вновь.
Взрослеют наши маленькие боги.
Им выбирать и цели, и дороги.
Да будет свет по имени Любовь

 

Слезы

Я перестал смотреть на звезды.
Смотрю  в глаза твои, в них — слезы.
Безжалостно душа обожжена.
И глубиной пугает рана.
Я за тебя молиться стану, 
С тобою горечь выпью всю, до дна.

Я перестал смотреть на звезды.
Все ниже взгляд мой. Те же слезы
Росою выпали на травы и цветы.
И лес — когда-то добр и весел —
Так безнадежно нос повесил
И потерял знакомые черты.

Я перестал смотреть на звезды.
А звезды — это те же слезы?
Не выплакать из все, не иссушить, —
Хоть плачь навзрыд, слезами мойся, 
Сквозь слезы смейся. И не бойся, 
Что звезд не хватит жизни нам прожить…

 

Излечение

Направлю взор свой на восход — 
С отливом меди золото.
Пусть мое сердце оживет, 
Страданьями расколото!

Пойду на птичьи голоса
Клубок тропы разматывать, 
Туда, где в этот час роса
Поблескивает матово.

Речам разумным вопреки —
Прощально-назидательным, — 
Приду к излучине реки
Не гостем — завсегдатаем.

И в тот благословенный день
Сердечное ранение
Прикосновение к воде
Излечит во мгновение.

И снова буду жизни рад.
Поняв, что в ней не лишний я, 
Направлю шаг свой на закат, 
Воздав хвалу Всевышнему.

 

2001 год

Я жалею, 
уверенный, 
Что 2001 год
Будет похож на сегодняшний:
Те же
лавины и камнепады, 
ливни и ураганы
Обрушатся 
на беззащитных людей.
Но…
Это было и есть.
И не это мне страшно…
Я задумался…
И попробовал
Представить грядущий тот год 
Без простых и привычных 
лопат и бульдозеров,
Сдирающих жирную кожу Земли —
Плодородный
живой ее слой, —
И превращающих в пыль, 
Что когда-нибудь ляжет 
На наши раздетые кости.
Но…
представить не смог.

На страх обреченный —
Я все же продолжил свой путь.
И ужаснулся…
В свинцовое небо
Смотрели больные пустые глаза, 
А рядом —
пристальные
холодные —
Выражали лишь ненависть
К тому, 
что еще сохранило краски —
И тем раздражало;
К тому, 
что мелодию выводило, 
Но которой…
некуда было лететь.
Ненастно
и безучастно…
И стало мне страшно.
Вот этого я не хочу…

 

Рождение

Я из тепла был выдворен на холод,
Я закричал — мне дали молока,
Я был тогда еще чертовски молод,
Но обликом похож на старика.

Был чист и наг я, не имевший срама,
И неуклюж я был, и невесом,
И далеко не сразу слово «мама»
Связал я в жизни с теплым молоком.

О как устроен мир непостижимо!
Все рядом в нем: рождение и смерть,
И веснами сменяемые зимы, 
И купол неба, и земная твердь…

 

Одиночество

Когда апрель запросится
Настойчиво в окно —
Смакуем одиночество
Как терпкое вино.

Его мы пьем старательно —
С замашкой на запой,
И бродим по касательной
К окружности людской.

Но на пересечениях —
Беззлобны и просты —
Испытывая трение, 
Не прячемся в кусты.

Когда ж ограбит дочиста
Нас суета сует, — 
Уходим в одиночество:
Сильней лекарства нет.

 

* * *

Обнажена нога — до полусмерти,
До полужизни грудь обнажена.
Передо мной — уж вы-то мне поверьте —
Сидит в меня влюбленная жена.

И что-то шьет. А я от изумленья
Готов упасть, хотя вполне здоров.
Трещат в затопленной печи поленья —
Ноябрь по-зимнему и снежен, и суров.

Случайно? или нет? ее халатик
Полураспахнут, — вот ведь в чем вопрос.
Мне подойти к ней было б очень кстати,
Но — восхищенный — к стулу я прирос.